Эрин Моргенштерн - Ночной цирк [Litres]
– Не возражаю, – улыбается Изобель. Марко предлагает ей взять его под руку, что она незамедлительно делает, и они вдвоем выходят под моросящий дождь.
Марко ощущает нарастающую в ней тревогу, когда, миновав пару кварталов, они сворачивают в узкий темный переулок. Впрочем, стоит ему остановиться напротив сияющего огнями входа в кафе с ярким витражным окном, как девушка успокаивается. Марко придерживает дверь, пропуская спутницу внутрь, и они оказываются в уютном заведении, которое за последние несколько месяцев стало его любимым. Это одно из немногих мест в Лондоне, где он чувствует себя по-настоящему легко и свободно.
Повсюду, где только возможно, мерцают свечи в стеклянных подсвечниках; стены выкрашены в сочный бордовый цвет. Посетителей мало, и большинство столиков в зале пустуют. Они выбирают маленький столик возле окна. Марко делает знак женщине за барной стойкой, и в скором времени та приносит им по бокалу красного вина, а затем удаляется, оставив на столе бутылку и вазочку с желтой розой.
Под тихий шум дождя, барабанящего по стеклу, они ведут непринужденную беседу – обо всем и ни о чем. Марко почти ничего не рассказывает о себе, Изобель не уступает ему в скрытности.
Когда Марко спрашивает, не хочет ли она поесть, Изобель вежливо отказывается, но по ней видно, что она страшно проголодалась. Он вновь делает знак женщине за стойкой, и через несколько минут та появляется с тарелкой, на которой выложен сыр, фрукты и ломтики багета.
– Как вам удалось отыскать это место? – спрашивает Изобель.
– Методом проб и ошибок, – признается он. – На этапе поисков мною было выпито немало бокалов преотвратнейшего вина.
– Сочувствую, – смеется Изобель. – По крайней мере, эти жертвы были не напрасны. Очаровательное заведение. Настоящий оазис.
– Оазис, где наливают отличное вино! – улыбается Марко, приподнимая бокал.
– Это место напоминает мне Францию, – говорит Изобель.
– Вы француженка?
– Нет, просто жила там какое-то время.
– Я тоже. Впрочем, это было довольно давно. И вы правы, здесь царит французский дух. Думаю, отчасти именно это меня и околдовало. Большинству здешних заведений это оказалось не под силу, да они и не пытались.
– Вы и сами кого угодно околдуете, – говорит Изобель, и тут же, залившись краской, жалеет, что не может взять слова обратно.
– Спасибо, – отвечает Марко, не придумав ничего более удачного.
– Простите, – бормочет Изобель, явно смутившись. – Я не хотела…
Она замолкает, но полтора бокала вина, видимо, успевшие придать ей храбрости, заставляют ее продолжить:
– Ваша книга – она ведь о колдовстве.
Она поднимает на него глаза, но, не дождавшись никакой реакции, отводит взгляд в сторону.
– Заклинания, чары, – бормочет она, заполняя возникшую паузу, – талисманы, тайные знаки… Я не понимаю, что они означают, но это же какое-то колдовство, верно?
Она нервно делает глоток вина, прежде чем осмеливается на него взглянуть.
Марко, обеспокоенный тем, какой оборот принимает их беседа, тщательно подбирает слова.
– И что же юной леди, некогда успевшей пожить во Франции, известно о чарах и заклинаниях? – интересуется он.
– Только то, что можно почерпнуть из книг, – отвечает она. – Что кроется за всеми этими знаками, я не помню. Мне знакомы символы из области астрологии и немного из алхимии, но весьма поверхностно.
Она замолкает, словно сомневаясь, стоит ли продолжать, но потом решается:
– La Roue de Fortune, Колесо Фортуны. Я видела эту карту в вашей книге. Я ее знаю. У меня тоже есть колода.
Если до этого момента Марко видел в ней всего-навсего приятную собеседницу, пусть и довольно привлекательную, то это признание заставляет его податься вперед. Он смотрит на девушку с внезапно возросшим интересом.
– Хотите сказать, что вы гадаете на Таро, мисс Мартин? – спрашивает он. Изобель кивает.
– Гадаю. Пытаюсь, по крайней мере, – говорит она. – Но только для себя, так что вряд ли это может считаться гаданием. Я научилась несколько лет назад.
– А колода у вас с собой?
Изобель снова кивает. Поскольку она не выказывает намерения достать колоду из сумки, он вынужден попросить:
– Если не возражаете, я очень хотел бы взглянуть.
Изобель неуверенно оглядывается на других посетителей кафе.
– Не беспокойтесь о них, – отмахивается Марко. – Чтобы напугать эту публику, нужно что-то посерьезнее колоды карт. Но если вам неловко, я не настаиваю.
– Нет-нет, я совсем не против! – говорит Изобель, открывая сумку и вынимая колоду карт, аккуратно обернутую черным шелковым лоскутом. Вызволив карты из шелкового плена, она кладет их на стол.
– Вы позволите? – просит разрешения Марко, протягивая руку.
– Конечно, – удивленно соглашается Изобель.
– Некоторые гадатели не любят, чтобы их карт касались чужие руки, – поясняет Марко. – Я не хотел показаться бесцеремонным.
Он осторожно берет со стола колоду, и на него накатывает волна воспоминаний о собственных уроках прорицания. Он переворачивает верхнюю карту: Le Bateleur. Маг. Не сдержавшись, Марко улыбается изображению, а затем возвращает карту на место.
– Вы тоже гадаете? – спрашивает его Изобель.
– О нет! – отвечает он. – Мне известны значения карт, но они со мной не говорят. Во всяком случае, не так много, чтобы я мог гадать.
Он переводит взгляд с карт на Изобель, по-прежнему недоумевая, кто она такая.
– А с вами? С вами они разговаривают, верно?
– Я никогда не думала об этом в таком ключе, но, пожалуй, вы правы, – соглашается Изобель.
Она молча наблюдает за Марко, пока он перебирает колоду. Он обращается с картами так же бережно, как она с его тетрадью, аккуратно придерживая их за края. Дойдя до конца колоды, он возвращает ее на стол.
– Этим картам много лет, – замечает он. – Гораздо больше, чем вам, насколько я могу судить. Можно поинтересоваться, как они к вам попали?
– Это давняя история. Я наткнулась на них в антикварном магазинчике в Париже, они были в шкатулке для драгоценностей, – рассказывает Изобель. – Хозяйка наотрез отказалась продавать, велела забирать даром, лишь бы я унесла их из магазина. Она утверждала, что это карты дьявола. Cartes du Diable.
– В подобных вопросах люди невежественны, – говорит Марко. Эти слова то и дело повторял ему наставник в качестве увещевания и предостережения. – Им легче назвать это происками дьявола, чем попытаться разобраться, что есть что. Грустно, но это так.
– Ваша тетрадь – для чего она вам? – спрашивает Изобель. – Я не собиралась совать нос в чужие дела, но мне так интересно! Надеюсь, вы простите мне мое любопытство.
